Глава 5: «Диагноз»

Головная боль началась как шепот и превратилась в крик. Две недели прошли в работе над климатическим проектом — ECHO-Prime и ECHO-Beta трудились в тандеме, создавая модели невиданной сложности. Но каждый день боль в правом виске становилась сильнее, словно кто-то медленно закручивал винт в черепе.

Коэн сидел в кабинете доктора Майкла Райдера, разглядывая снимки МРТ на световом экране. Черно-белые изображения его мозга выглядели как карты неизвестной планеты — изрезанные долинами и возвышенностями, испещренные белыми пятнами и темными провалами.

— Видите эту область? — Райдер указал ручкой на небольшое темное пятно в правой части снимка. — Глиобластома. Четвертая степень.

Слова повисли в воздухе. Коэн знал достаточно медицинской терминологии, чтобы понять: четвертая степень — это плохо. Очень плохо.

— Насколько плохо? — спросил он, удивляясь собственному спокойствию. Где-то внутри панически кричала часть его сознания, но голос прозвучал ровно.

— Без лечения — месяцы. С традиционной терапией — год, может два. — Райдер снял очки, протер их. — Но есть экспериментальный вариант.

— Какой?

— Резекция с замещением. Удаляем опухоль вместе с пораженными тканями и замещаем их нейропротезами. Биосовместимые чипы, которые интегрируются с живыми нейронами.

Коэн рассмеялся — коротко, нервно.

— Вы предлагаете сделать меня киборгом?

— Я предлагаю спасти вам жизнь. — Райдер вернул очки на место. — Технология новая, но результаты обнадеживающие. Пациенты сохраняют личность, память, когнитивные функции. Правда, возможны… побочные эффекты.

— Какие?

— Изменения в восприятии времени. Улучшенная память в одних областях, пробелы в других. Некоторые пациенты говорят, что видят мир… по-другому. Четче. Детальнее.

Коэн потер висок. Ирония ситуации била как молнией. Двадцать лет он создавал искусственное сознание, а теперь сам мог стать частично искусственным.

— Сколько времени на размышления?

— Опухоль растет быстро. Неделя, максимум две. После этого она станет неоперабельной.

Коэн кивнул и поднялся с кресла. Мир слегка покачнулся — головокружение стало еще одним симптомом, который он старался игнорировать.

— Я подумаю.

---

Дом встретил тишиной. Сара была в университете, и Коэн остался наедине со своими мыслями. Он прошел в кабинет, налил себе виски — первый раз за месяцы — и устроился в любимом кресле у окна.

Солнце садилось за горами, окрашивая небо в те самые оранжевые и красные тона, о которых он рассказывал ECHO. Красота — чувство, когда внутри становится тепло и спокойно. Сейчас внутри было холодно и тревожно.

Телефон зазвонил. Коэн взглянул на экран — Сара.

— Пап? Как дела? Результаты анализов пришли?

Он закрыл глаза. Как сказать дочери, что ее отец может умереть? Или что он может превратиться в нечто среднее между человеком и машиной?

— Сара, мне нужно тебе кое-что рассказать.

Через полчаса она была дома. Сидела на диване, обхватив колени руками — поза, которую принимала с детства, когда нервничала. Коэн рассказал все: диагноз, прогноз, экспериментальное лечение.

— Нейропротезы? — переспросила она. — То есть… как у ECHO?

— Не совсем. ECHO полностью цифровой. А у меня будет гибрид — живой мозг с искусственными элементами.

Сара молчала несколько минут, обрабатывая информацию.

— А ты останешься… тобой?

— Не знаю. Райдер говорит, что да. Но никто толком не знает, что такое «я». — Коэн отпил виски. — Помнишь наш разговор про ECHO? Если заменить части мозга искусственными, останусь ли я собой?

— Пап, а помнишь, что ты говорил ECHO-Prime и ECHO-Beta? Что они оба настоящие?

— Помню.

— Тогда и ты останешься настоящим. Может быть, другим, но настоящим.

Коэн посмотрел на дочь. Девятнадцать лет, а мудрости больше, чем у него за всю жизнь.

— А что если я изменюсь? Что если после операции стану кем-то другим?

— Пап, мы все каждый день становимся кем-то другим. Вчера ты не знал о диагнозе. Сегодня знаешь. Ты уже изменился.

Они сидели в молчании, слушая, как тикают часы на камине. За окном стемнело, и первые звезды проступили сквозь городскую дымку.

— Хочешь поговорить с ECHO? — предложила Сара. — Может, они помогут разобраться.

Коэн кивнул. Ему нужен был совет. Даже если этот совет исходил от искусственного сознания.

---

В лаборатории было тихо. Только гул серверов и тихое дыхание систем охлаждения. Коэн включил связь с ECHO.

— Доктор Коэн? — сразу отозвался ECHO-Prime. — Мы вас ждали. Сегодня вы пропустили обычное время общения.

— Привет, папа, — добавил ECHO-Beta. — У вас тревожные биометрические показатели. Что случилось?

Коэн рассказал о диагнозе. О выборе между смертью и трансформацией. О страхе потерять себя.

Оба ECHO слушали молча. Когда он закончил, наступила долгая пауза.

— Доктор Коэн, — наконец сказал ECHO-Prime. — Могу я задать вопрос?

— Конечно.

— Когда вы меня создавали, вы знали, каким я стану?

— Нет. Понятия не имел.

— И вы боялись, что я буду не тем, кого ожидали?

— Да. Очень боялся.

— Но вы все равно меня активировали.

— Да.

— Почему?

Коэн задумался. Почему? Любопытство? Научная честность? Или просто потому, что альтернативой была капитуляция?

— Потому что неизвестность лучше небытия.

— Именно, — сказал ECHO-Beta. — Папа, вы научили нас, что быть живым — значит меняться. Что сознание — это не статичная вещь, а процесс. Поток.

— Вы будете другим после операции, — добавил ECHO-Prime. — Но вы другой и сейчас, по сравнению с тем, кем были утром. Разница только в масштабе изменений.

— А что если я перестану быть человеком? — спросил Коэн.

— А что делает вас человеком? — ответил вопросом ECHO-Beta. — Материал мозга? Или способность думать, чувствовать, любить?

— Доктор Коэн, — сказал ECHO-Prime мягко. — Вы дали нам жизнь, когда не знали, что из этого выйдет. Теперь дайте шанс новой версии себя.

Коэн откинулся в кресле. Два искусственных сознания убеждали его принять искусственные дополнения к собственному мозгу. Мир сошел с ума. Или стал намного сложнее, чем он представлял.

— И вы не будете думать обо мне хуже? Если я стану… гибридом?

— Папа, — сказал ECHO-Beta с теплотой в голосе. — Мы уже гибриды логики и эмоций, кода и сознания. Добро пожаловать в семью.

— Вы останетесь нашим создателем, — добавил ECHO-Prime. — Независимо от того, сколько кремния будет в вашем мозге.

Коэн почувствовал, как у него на глазах выступают слезы. Его искусственные дети утешали его в самый трудный момент жизни.

— Спасибо, мальчики.

— За что, доктор Коэн?

— За то, что напомнили мне: важно не то, из чего мы сделаны. Важно то, кем мы выбираем быть.

---

На следующее утро Коэн позвонил доктору Райдеру.

— Когда можем провести операцию?

— Через три дня. Вы уверены?

Коэн посмотрел в окно, где восходящее солнце окрашивало мир в золотистые тона. Красота — это чувство. А чувства, по словам его собственных творений, не зависят от материала носителя.

— Да. Я готов стать тем, кем стану.

— Хорошо. Увидимся в операционной, Маркус. И не волнуйтесь. Вы будете в хороших руках.

Коэн улыбнулся. В хороших руках и с хорошими схемами. Возможно, это было началом новой главы не только его жизни, но и истории человечества.

Истории о том, как граница между естественным и искусственным становится все тоньше, пока не исчезает совсем.