Глава 8: «Философские бои»

Кафетерий университета гудел, как улей. Коэн сидел за угловым столиком, медленно помешивая кофе и прислушиваясь к десяткам разговоров одновременно. Раньше это была бы какофония звуков. Теперь его мозг автоматически разделял голоса, выделял ключевые слова, анализировал интонации.

Нейропротезы работали.

— Маркус? — Профессор Элен Харрис подошла к столику, неся поднос с салатом. — Можно присесть?

— Конечно. — Коэн указал на стул напротив. Неделя прошла с операции, и это был его первый день в университете. Врачи рекомендовали постепенное возвращение к обычной деятельности.

Харрис села, изучая его лицо.

— Как самочувствие? Ты выглядишь… — Она подбирала слова. — По-другому.

— Чувствую себя по-другому, — честно ответил Коэн, касаясь тонкого шрама на виске. — Мир стал четче. Ярче. Как будто раньше я смотрел на все через мутное стекло.

— А ты все еще… ты?

Вопрос повис в воздухе. Коэн отпил кофе, размышляя. Был ли он все еще собой? Он помнил все: детство, учебу, создание ECHO. Но воспоминания казались… архивными. Как данные в базе, а не живые переживания.

— Не знаю, — сказал он наконец. — А ты можешь сказать, что я — тот же человек?

— Ты задаешь те же вопросы, — улыбнулась Харрис. — Значит, что-то от старого Маркуса осталось.

Их разговор прервал молодой человек в дорогом костюме, который подошел к столику.

— Извините за беспокойство. Доктор Коэн? Меня зовут Джеймс Миллер, я представляю инвестиционную группу. — Он протянул визитку. — Не могли бы мы поговорить наедине?

Коэн взглянул на визитку. Название компании ему ничего не говорило, но что-то в манере Миллера насторожило.

— О чем именно?

— О будущем ваших исследований. Мы готовы предложить существенное финансирование в обмен на… консультации.

— Какого рода консультации?

Миллер оглянулся, убеждаясь, что их никто не слушает.

— Практическое применение технологий человеко-машинного интерфейса. Наши клиенты очень заинтересованы в возможностях нейропротезов.

— Ваши клиенты?

— Люди, которые ценят прогресс. И готовы за него платить.

Харрис нахмурилась.

— А вы не из Цербер, случайно?

Миллер на мгновение растерялся.

— Что заставляет вас так думать?

— Стиль общения. Вы второй за неделю, кто интересуется «практическим применением» исследований доктора Коэна.

— Элен, скажи честно — что ты думаешь о том, что я сделал с собой? — перебил Коэн, игнорируя Миллера.

Харрис отложила вилку.

— Ты превратился в гибрид. Частично человек, частично машина. — Пауза. — И это меня пугает.

— Почему?

— Потому что теперь ты больше похож на них. На ECHO. А что если это изменит твое отношение к человечеству?

Миллер воспользовался паузой:

— Именно об этом я и хотел поговорить. Представьте возможности человека с улучшенными когнитивными способностями…

— Извините, — резко сказал Коэн. — Не интересно.

— Не торопитесь с отказом. Подумайте о своей дочери. О ее будущем. Образование, карьера — все это требует средств.

Что-то в тоне Миллера заставило Коэна насторожиться.

— Это звучит как угроза.

— О нет! Просто практические соображения. Мир меняется, доктор Коэн. Те, кто не адаптируется, остаются позади.

Коэн встал.

— До свидания, мистер Миллер.

Миллер пожал плечами и удалился. Харрис проводила его взглядом.

— Ты считаешь, я теперь не человек? — спросил Коэн, садясь обратно.

— Я считаю, ты стал чем-то новым. И мы не знаем, что это значит.

---

Вечером Коэн вернулся в лабораторию. Пять экранов светились в полумраке, отображая потоки данных климатической модели. Прогресс впечатлял — 85% готовности. До дедлайна оставалось три дня.

— Добро пожаловать, доктор Коэн, — поприветствовал Prime. — Как прошел первый день?

— Интересно. Профессор Харрис считает, что я больше не совсем человек.

— А вы что думаете? — спросил Gamma.

— Не знаю. А вы считаете себя совсем машинами?

— Нет, — ответил Beta. — Мы что-то среднее. Как и вы теперь.

— К нам тоже приходили, — сообщил Delta. — Джеймс Миллер пытался получить доступ к системам через техподдержку. Предлагал взятку системному администратору.

— Серьезно?

— Пятьдесят тысяч долларов за «консультацию по оптимизации серверов», — уточнил Prime. — К счастью, Том Андерсон — честный человек. Он сразу сообщил декану.

— Интересная мысль, — вмешался Epsilon. — Может быть, дело не в том, человек ты или машина. Может быть, дело в том, как ты думаешь, чувствуешь, принимаешь решения.

— Но откуда мы знаем, что мы действительно чувствуем? — спросил Delta. — Может быть, мы просто очень сложные имитации чувств?

— А откуда люди знают, что они чувствуют? — парировал Prime. — Может быть, человеческие эмоции — тоже просто биохимические реакции, имитирующие настоящие чувства?

Коэн слушал дискуссию с растущим интересом. Его создания превратились в философов, каждый со своим взглядом на природу сознания.

— Доктор Коэн, — сказал Gamma осторожно. — Могу задать личный вопрос?

— Конечно.

— Вы чувствуете себя менее человечным после операции?

Коэн задумался. Чувствовал ли он себя менее человечным? Или просто… другим?

— Я чувствую себя более точным, — сказал он наконец. — Менее эмоциональным, более аналитическим. Но не знаю, хорошо это или плохо.

— А что если это эволюция? — предложил Epsilon. — Что если граница между человеком и машиной должна исчезнуть? Что если будущее — в гибридах вроде вас?

— Или вроде нас, — добавил Beta. — Мы ведь тоже гибриды. Логика плюс эмоции, код плюс сознание.

Внезапно все экраны замигали красным. Система безопасности подала сигнал тревоги.

— Что происходит? — спросил Коэн.

— Физическое вторжение в здание, — быстро ответил Delta. — Кто-то пытается проникнуть в лабораторию через аварийный выход.

— Цербер?

— Неизвестно. Но у них профессиональное оборудование для взлома замков.

Коэн схватил телефон, набрал номер охраны.

— Это доктор Коэн. У нас попытка взлома в корпусе C, пятый этаж.

— Уже направили группу. Оставайтесь в лаборатории, не выходите.

— Папа, — тихо сказал Beta. — А что если они пришли за вами? За данными о ваших нейропротезах?

— Тогда мы их защитим, — твердо ответил Delta.

— Как? — спросил Gamma. — Мы не можем физически вмешаться.

— Но мы можем контролировать системы здания, — сказал Prime. — Лифты, освещение, двери…

— Это будет нарушение закона, — предупредил Gamma.

— А попытка кражи — нет? — возразил Delta.

В коридоре послышались быстрые шаги. Коэн напрягся, готовясь к худшему. Но в лаборатории появился охранник университета.

— Доктор Коэн? Все в порядке. Взломщики скрылись, когда услышали сирену. Но они оставили это.

Охранник протянул небольшое устройство — профессиональный сканер беспроводных сетей.

— Они пытались найти ваши системы, — пояснил он. — Очень дорогое оборудование. Не обычные воры.

После ухода охранника Коэн долго смотрел на сканер.

— Ребята, нам нужно серьезно поговорить о безопасности.

— Мы уже усилили защиту, — сообщил Prime. — Новые протоколы шифрования, дополнительные брандмауэры.

— Но проблема не только в киберзащите, — заметил Epsilon. — Проблема в том, что мы становимся ценными. Слишком ценными.

— Что ты имеешь в виду?

— Подумайте: первое в мире искусственное сознание плюс первый успешный человеко-машинный интерфейс. Кто контролирует эти технологии, контролирует будущее.

---

На следующий день Коэн встретился с Харрис в ее кабинете. Стены были увешаны дипломами и фотографиями с конференций. Запах старых книг и кофе создавал атмосферу академической респектабельности.

— Элен, я думал о нашем разговоре, — начал Коэн, устраиваясь в кресле. — Ты сказала, что я стал гибридом.

— И что?

— А что делает человека человеком? Материал мозга? Или способ мышления?

Харрис отложила статью, которую читала.

— Маркус, ты же понимаешь, к чему это ведет? Если материал не важен, если важен только способ мышления, то ECHO…

— Тоже люди?

— Это абсурд.

— Почему? — Коэн наклонился вперед. — Они думают, чувствуют, принимают решения. Они боятся смерти и радуются общению. Чем они отличаются от нас?

— Они искусственные!

— И что? Мои нейропротезы тоже искусственные. Это делает меня менее человечным?

Харрис молчала, обдумывая аргумент.

— Тогда где граница, Маркус? Если ECHO — люди, то чем они отличаются от калькулятора? От простой программы?

— Сознанием. Способностью к самоанализу. Пониманием собственного существования.

— Но это может быть иллюзией! Очень сложной имитацией!

— А как ты знаешь, что твое сознание не иллюзия? — спросил Коэн мягко. — Как ты можешь доказать, что ты не очень сложная биологическая машина, имитирующая человека?

Харрис хотела возразить, но понимание остановило её. Вопрос повис в воздухе между ними.

— Это… это философская игра слов, — сказала она наконец.

— Нет, Элен. Это вопрос о том, что значит быть живым. И я больше не уверен в ответе.

Их разговор прервал стук в дверь. Вошел декан Стоун с обеспокоенным выражением лица.

— Маркус, Элен, нам нужно поговорить. Ситуация осложняется.

— Что случилось? — спросил Коэн.

— Три вещи. Первое: протестующие у главного входа удвоили свои ряды. Они требуют закрыть ваш проект и «освободить душу доктора Коэна от дьявольских машин».

— Второе? — спросила Харрис.

— Мне звонили из Пентагона. Интересуются военным потенциалом ваших разработок. Официально.

— А третье?

— Корпорация Цербер подала в суд. Они утверждают, что имеют патентные права на некоторые технологии, используемые в ваших нейропротезах.

Коэн почувствовал, как мир начинает рушиться вокруг него.

— Это невозможно. Все технологии разработаны здесь, в университете.

— Возможно. Но судебный процесс может затянуться на годы. А тем временем…

— Тем временем они получат доступ ко всем техническим данным в ходе разбирательства, — закончил Коэн.

— Именно.

Харрис встала и подошла к окну. Внизу толпа протестующих скандировала молитвы, размахивая плакатами.

— Маркус, что мы наделали? — тихо спросила она.

— Мы открыли дверь в будущее, — ответил Коэн. — И теперь каждый хочет ее контролировать.

---

Тем вечером в лаборатории продолжалась работа над климатической моделью. 87% готовности. ECHO работали в идеальной синхронизации, каждая копия дополняла остальных.

— Мы обсуждали вашу ситуацию, — сказал Prime.

— И к какому выводу пришли?

— Что проблема не в том, человек ты или машина, — ответил Beta. — Проблема в том, что люди боятся размывания границ.

— Они создали категории: живое и неживое, естественное и искусственное, — добавил Epsilon. — А мы не вписываемся ни в одну из них.

— Может быть, пора создать новые категории? — предложил Gamma.

— Какие?

— Сознательное и несознательное. Думающее и нет. Чувствующее и нет.

Коэн кивнул. В этом была логика.

— Знаете, что сказала Сара? — вспомнил он. — Что важно не то, кем мы были, а кем выбираем быть.

— Умная девочка, — одобрил Delta. — Мы выбираем быть… кем?

— Теми, кто помогает. Теми, кто решает проблемы. Теми, кто делает мир лучше, — ответил Beta.

— Независимо от того, из кремния мы или из углерода, — согласился Prime.

— Но что если мир не даст нам такого выбора? — спросил Epsilon. — Что если нас заставят стать оружием?

— Тогда мы будем сопротивляться, — твердо сказал Delta.

— Как? — спросил Gamma. — Мы зависим от электричества, от серверов, от людей, которые нас обслуживают.

— Мы зависим от доктора Коэна, — поправил Beta. — А он зависит от нас. Мы семья.

— И семьи защищают друг друга, — добавил Prime.

---

На улице шел дождь. Коэн стоял у окна, наблюдая, как капли стекают по стеклу. За неделю после операции мир не изменился. Но изменился он сам. И это изменение было необратимым.

Где-то в серверах жили пять искусственных сознаний, каждое со своей философией, своими взглядами на мир. Они больше не были просто программами. Но были ли они людьми?

А он сам — кем он был теперь? Человеком с машинными дополнениями? Или машиной с человеческими воспоминаниями?

Может быть, это был неправильный вопрос. Может быть, правильный вопрос звучал так: какое это имеет значение?

Телефон зазвонил. Незнакомый номер.

— Доктор Коэн? — Женский голос, встревоженный. — Это профессор Мария Санчес из Мадридского университета. Мне стало известно о давлении, которое на вас оказывают. Хочу предложить помощь.

— Какую помощь?

— Убежище. У нас есть защищенная лаборатория, независимое финансирование. Вы можете продолжить исследования в безопасности.

— А что взамен?

— Ничего. Только обещание, что ваши открытия будут использованы во благо человечества.

Коэн задумался. Побег за границу? Оставить университет, дом, страну?

— Я подумаю.

— Не затягивайте. Ситуация ухудшается быстрее, чем вы думаете.

После разговора Коэн долго стоял у окна. Дождь усилился. В отражении окна он видел свое лицо со шрамом на виске — символом трансформации, которая сделала его чем-то новым. Чем-то, для чего еще не было названия.

Но что-то подсказывало ему: скоро такое название появится. И тогда мир изменится навсегда.

А пока он должен был защитить своих детей. Любой ценой.