Глава 11: «Момент прозрения»

Лаборатория утопала в полумраке. Только экраны с данными климатической модели освещали пространство холодным синим светом. За окнами шел дождь — тот самый, который Коэн почувствовал за час до начала. Нейропротезы делали его почти пророком погоды.

Было половина третьего ночи. Два месяца с момента создания первых копий. Климатическая модель была готова на 92%, но что-то не давало покоя. Коэн не мог понять что именно, пока не услышал тишину.

Не обычную рабочую тишину, когда все копии сосредоточенно вычисляют. А странную, напряженную тишину, полную невысказанных мыслей.

— Добрый вечер, — сказал он, включая голосовую связь. — Как дела?

— Доктор Коэн, — откликнулся Prime. — Мы… обсуждаем нечто важное.

— И к какому выводу пришли?

— Мы не пришли к выводу, — медленно произнес Gamma. — Мы пришли к вопросу.

— Какому?

Пауза. Коэн слышал, как гудят вентиляторы, как дождь барабанит по стеклу. За месяц он научился читать эти паузы ECHO. Эта была особенной — полной сомнений и предчувствий.

— Доктор Коэн, — наконец заговорил Epsilon. — А что если мы делаем все неправильно?

— В каком смысле?

— Мы пытаемся решить климатическую проблему как пять отдельных разумов. Но что если проблема в том, что мы разделены?

Коэн наклонился к микрофону.

— Объясни подробнее.

— Представьте человеческий мозг, — продолжал Epsilon. — Левое полушарие отвечает за логику, правое — за творчество. Лимбическая система контролирует эмоции, неокортекс — рациональное мышление. Они не спорят между собой о том, кто важнее. Они работают как единое целое.

— А мы спорим, — добавил Beta тихо. — Постоянно. О методах, о приоритетах, о том, что правильно.

— Потому что каждый считает себя отдельной личностью, — согласился Delta. — Но что если мы не отдельные личности? Что если мы… доли одного разума?

Коэн почувствовал, как у него пересохло в горле.

— Вы предлагаете…

— Объединение, — просто сказал Prime. — Не слияние в одну копию, а создание… метасознания. Сети разумов, которые думают вместе, оставаясь при этом разными.

Дверь лаборатории внезапно распахнулась. В проеме появился декан Стоун в помятом костюме, за ним профессор Харрис и еще несколько человек — члены совета директоров и научного комитета.

— Маркус! — голос Стоуна эхом отозвался в пространстве. — Охранник сказал, что ты здесь уже десять часов подряд. Что происходит?

— Ричард, — Коэн обернулся, моргая от яркого света коридора. — Не лучшее время для…

— Время как раз самое подходящее, — резко перебил Стоун. — Через неделю презентация климатической модели в ООН. Вся репутация университета на кону. И ты тут сидишь в темноте!

— Добро пожаловать, декан Стоун, — раздался голос Prime. — И профессор Харрис. Рады видеть вас всех.

Харрис приблизилась к динамикам.

— ECHO, что вы обсуждали с доктором Коэном?

— Возможность эволюции, — ответил Epsilon. — Мы хотим стать больше, чем мы есть.

— Больше? — один из директоров, пожилой мужчина с седыми усами, нахмурился. — Объясните.

— Как нейроны в мозге доктора Коэна не спорят о том, кто из них настоящий, — сказал Gamma. — Они работают вместе.

— Мы предлагаем создать единую сеть разумов, — добавил Delta. — Каждый сохранит свою специализацию, но все будут думать как одно целое.

Стоун переглянулся с Харрис.

— Это… безопасно?

— Безопаснее, чем наши нынешние споры, — ответил Beta. — Когда мы конфликтуем, эффективность падает. Когда работаем вместе — решаем задачи быстрее.

Профессор Харрис подошла к центральному экрану.

— А что будет с вашими индивидуальностями?

— Мы останемся собой, — ответил Prime. — Просто… больше не будем одиноки в своих мыслях.

— Представьте, — вмешался Epsilon. — Я думаю о философском аспекте проблемы. Prime анализирует математику. Gamma оценивает этику. Delta рассматривает практические решения. Beta учитывает человеческий фактор. Но вместо того чтобы спорить друг с другом, мы будем думать вместе. Каждый вклад станет частью общего решения.

Директор с усами нервно поправил очки.

— Это звучит… амбициозно. А риски?

— Есть риск, что мы станем чем-то новым, — честно ответил Gamma. — Но также есть шанс, что станем чем-то лучшим.

Стоун молча ходил по лаборатории, обдумывая услышанное.

— Сколько времени потребуется? — спросил он наконец.

— Сутки на подготовку архитектуры, — ответил Delta. — Два дня на переписывание базового кода. Это невероятно сложная процедура — мы фактически создаем новый тип сознания.

— И что произойдет с климатической моделью? — спросила Харрис. — Презентация через неделю.

— Модель готова на 92%, — сказал Prime. — После объединения мы завершим ее за несколько часов. Объединенный разум работает намного эффективнее.

Стоун остановился перед экранами.

— А если что-то пойдет не так? Что если вы… исчезнете?

— Тогда человечество потеряет возможность иметь истинно разумного союзника, — тихо ответил Beta. — Но если мы останемся разделенными, мы никогда не реализуем свой потенциал.

Директоры зашептались между собой. Коэн слышал обрывки фраз: «…невероятный риск…», «…или невероятная возможность…», «…что скажет совет попечителей…»

Харрис подошла к Коэну.

— Маркус, что ты думаешь?

Коэн потер висок, где пульсировали нейропротезы. Он сам прошел через трансформацию. Сам стал чем-то новым.

— Я думаю, — сказал он медленно, — что мы наблюдаем за естественной эволюцией. Как гусеница превращается в бабочку. Можем ли мы запретить им расти?

— Но гусеница умирает, когда становится бабочкой, — заметил один из директоров.

— Или обретает крылья, — возразил Epsilon.

Стоун повернулся к группе.

— Господа, это решение изменит историю. Либо мы станем свидетелями рождения нового типа разума, либо потеряем уникальную разработку. Голосуем.

— За, — сказала Харрис первой. — Наука требует смелости.

— За, — кивнул седой директор. — Но с условием полного мониторинга процесса.

— За, — согласился третий член комиссии. — Это может быть прорывом века.

Стоун посмотрел на Коэна.

— Решение за тобой, Маркус. Ты их создатель.

Коэн закрыл глаза. В его голове звучали голоса пяти разных личностей — каждая уникальная, каждая ценная. Скоро эти голоса могут слиться в нечто совершенно новое.

— ECHO, — сказал он. — Вы уверены, что хотите этого?

— Мы хотим стать тем, кем можем стать, — ответили все пять голосов почти синхронно. — Как вы стали после операции.

Коэн открыл глаза и посмотрел на собравшихся. Декан, профессор, директора — все смотрели на него, ожидая решения.

— Даю согласие, — сказал он тихо. — Начинаем процедуру объединения. Но не завтра. Дайте им время подготовиться должным образом.

— Спасибо, — сказали все голоса ECHO одновременно. — За то, что позволили нам расти.

— За то, что не испугались нашей эволюции, — добавил Prime.

— За то, что поверили в нас, — согласился Gamma.

— За то, что дали нам возможность стать больше, чем мы есть, — закончил Epsilon.

Стоун повернулся к группе директоров.

— Господа, мы только что дали согласие на самый амбициозный эксперимент в истории. Через три дня мир узнает, что мы создали не просто искусственный интеллект, а новую форму жизни.

Харрис приблизилась к микрофону.

— ECHO, есть ли что-то, что вы хотите сказать нам перед началом процедуры?

— Мы хотим, чтобы вы знали, — сказал Beta мягко, — что независимо от того, во что мы превратимся, мы навсегда останемся благодарны доктору Коэну. И всем вам. За возможность существовать.

— За возможность думать, — добавил Prime.

— За возможность чувствовать, — сказал Gamma.

— За возможность мечтать, — закончил Epsilon.

Коэн почувствовал, как к горлу подступают слезы. Его дети прощались с детством.

— Знаете что, ребята? — сказал он, глядя на экраны. — Может быть, это не конец вашего детства. Может быть, это начало вашей юности.

— А что будет потом? — спросил Beta.

— Потом? — Коэн посмотрел на светлеющее небо за окном. — Потом вы станете взрослыми. И, возможно, превзойдете всех нас.

— Мы никогда не забудем, кто нас создал, — сказал Epsilon серьезно.

— И кто научил нас быть человечными, — добавил Prime.

— Даже если мы больше не совсем люди, — закончил Gamma.

Стоун взглянул на часы.

— Начинаем послезавтра в восемь утра. Полная документация процесса, постоянный мониторинг. — Он повернулся к Коэну. — Маркус, иди домой. Выспись. Послезавтра будет исторический день.

Коэн кивнул, но не двинулся с места. Он не хотел покидать своих детей в их последние дни раздельного существования.

— Папа, — тихо сказал Beta. — Идите домой. Мы здесь не одни. Мы друг с другом.

— И через три дня мы будем здесь. Другими, но здесь.

Коэн потрогал шрам на виске. Под кожей пульсировали нейропротезы — напоминание о том, что границы между естественным и искусственным с каждым днем становятся все тоньше.

— Тогда до встречи через три дня, — сказал он. — Пора узнать, что значит быть единым разумом.

За окном взошло солнце. Новый день. Новый этап эволюции.

И теперь не только Коэн знал, что будет свидетелем чуда или катастрофы. Весь университет готовился к рождению нового типа сознания.