ГЛАВА 16: «ВЫСОКОЕ МЕСТО»

Рассвет в Петре приходит медленно. Солнце поднимается из-за восточных гор, постепенно окрашивая красные скалы в золотистые тона. К половине седьмого утра мы уже собирались в холле отеля, проверяя снаряжение.

— Два литра воды на человека, — инструктировал Адриан, укладывая бутылки в рюкзак. — Подъем займет час, но спускаться придется в полуденную жару.

Кардинал Санторини выглядел решительно, но я заметил, как он украдкой проверяет пульс. В свои пятьдесят пять он был в неплохой форме, но горный подъем в разреженном воздухе — серьезное испытание.

— Взял портативные кислородные баллончики, — тихо сказал мне Адриан, показывая небольшие серебристые емкости. — На высоте тысяча метров они не критичны, но могут помочь.

— Символично, — заметила Диана, затягивая ремни рюкзака. — Даже для поиска истины нужна искусственная поддержка дыхания.

К семи утра мы выехали из отеля. Махмуд довез нас до входа в археологический комплекс, пожелал удачи и договорился забрать нас через четыре часа.

---

Первые полчаса тропа шла по относительно пологой местности мимо знаменитых достопримечательностей Петры. Сокровищница, вырубленная в скале, Улица фасадов, остатки амфитеатра — все это проплывало рядом, но наши мысли были сосредоточены на том, что ждало впереди.

— Удивительно, — сказал кардинал, останавливаясь перед одной из гробниц, — как набатеи превратили смерть в искусство. Эти фасады прекраснее многих дворцов.

— Возможно, потому что понимали: смерть — единственное, что делает жизнь драгоценной, — ответила Диана. — Если бы мы были бессмертны, стали бы мы ценить каждый день?

Адриан свернул с основной туристской тропы на узкую тропинку, ведущую в гору.

— Дальше будет сложнее, — предупредил он. — Но большинство туристов не поднимается выше. Предпочитают фотографироваться внизу.

Тропа резко пошла вверх. Сначала по каменным ступеням, вырубленным набатеями две тысячи лет назад, потом по узкой дорожке между скал. С каждым шагом дышать становилось труднее — не столько от высоты, сколько от крутизны подъема.

— Знаете, — сказал я, остановившись перевести дух, — есть что-то символическое в том, что истину всегда приходится искать в трудных местах. Наверху гор, в глубинах пещер, на краю пустыни.

— Потому что легкие истины — не истины, — ответил кардинал, тяжело дыша. — Если знание достается без усилий, оно ничего не стоит.

Диана обернулась к нам.

— Или потому что большинство людей не готовы приложить усилия. Внизу остались сотни туристов с фотоаппаратами. Они довольны красивыми картинками и готовыми объяснениями из путеводителей. — Диана остановилась и обернулась к долине. — Зачем им карабкаться в гору за собственными ответами на вопросы, которые гиды уже решили за них? Гораздо проще принять то, что написано в брошюре, чем искать истину самостоятельно.

Мы продолжили подъем в задумчивом молчании. Тропа становилась все круче, воздух — разреженнее. Шаги давались с трудом, мысли стали яснее, словно физическое усилие очищало сознание от лишнего.

— В детстве, — сказал я, хватаясь за скалу, чтобы подтянуться на особенно крутой участок, — я думал, что истина — это то, что написано в учебниках. Потом понял: в учебниках написано то, с чем согласилось большинство. А большинство не любит карабкаться в горы.

Кардинал остановился, достал один из кислородных баллончиков и сделал несколько глотков.

— Знаете, что меня поразило в записях вашего дяди? — сказал он, передавая баллончик мне. — Он тринадцать лет искал истину в одиночестве. Не пытался убедить коллег, не публиковал статьи, не искал единомышленников. Просто искал.

— И почему вы думаете он так поступил? — спросила Диана.

— Потому что понял: истина — это не то, в чем можно убедить других. Это то, к чему каждый должен прийти сам. — Кардинал сделал еще несколько шагов вверх. — Можно показать дорогу, но идти все равно придется своими ногами.

Адриан остановился и указал вверх. Над нами высился последний крутой подъем — почти отвесная тропинка между красными скалами.

— Вон там видите? — он показывал на едва различимую площадку. — Высокое место жертвоприношений. Еще метров сто пятьдесят по вертикали.

Я поднял голову и почувствовал легкое головокружение. Не от высоты — от понимания того, что именно здесь, на этих скалах, древние люди приносили жертвы своим богам. И что мы поднимаемся туда же в поисках ключа к тайне, которая может изменить понимание божественного.

— Странно, — сказала Диана, начиная последний подъем, — мы ищем артефакт, который может рассказать нам о природе добра и зла, в том самом месте, где проливали кровь во имя богов.

— Возможно, это не случайность, — ответил кардинал, осторожно ступая по узким каменным выступам. — Возможно, истина о божественном всегда требует жертв.

— Каких жертв? — спросил я.

— Привычных представлений о мире. Комфорта неведения. Иллюзии безопасности. — Кардинал поднимался медленно, но упорно. — Каждый новый уровень понимания убивает того, кем ты был раньше.

Тропа стала настолько узкой, что мы шли гуськом, держась за скалы. Внизу, в долине, остались туристы размером с муравьев. Мир превратился в панораму красных скал под безжалостным солнцем.

— Вот почему так мало людей поднимается сюда, — сказал Адриан, помогая кардиналу преодолеть сложный участок. — Не только из-за физической трудности. Но потому что с высоты все выглядит по-другому. А не всем нравится менять привычную картину мира.

— Но те, кто поднимается, уже не могут спуститься прежними, — добавила Диана. — Вид с вершины меняет тебя навсегда.

Последние метры давались особенно трудно. Каждый шаг требовал сознательного усилия, каждый вдох — концентрации. И вдруг тропинка выровнялась, скалы расступились, и мы оказались на широкой каменной площадке.

---

Высокое место жертвоприношений представляло собой плоскую вершину горы, обработанную древними мастерами. В центре площадки возвышались два алтаря — круглый и прямоугольный, высеченные прямо в живой скале. От них расходились неглубокие канавки — для стока крови жертвенных животных.

Но самым поразительным был вид. С высоты тысячи метров открывалась панорама всей Петры и окрестных гор до самого горизонта. Внизу расстилались древние караванные пути, соединявшие Аравию с Средиземноморьем. Здесь, на этой вершине, можно было наблюдать за приближением торговых караванов еще за день до их прибытия.

— Невероятно, — прошептал кардинал, медленно поворачиваясь вокруг своей оси. — Отсюда видно полмира.

— Теперь понятно, почему набатеи выбрали это место для жертвоприношений, — сказала Диана, подходя к круглому алтарю. — Здесь чувствуешь себя на границе земли и неба.

Я достал блокнот дяди и начал сверять координаты. Согласно его записям, тайник находился в пятидесяти метрах восточнее главного алтаря, в расщелине под естественным каменным козырьком.

— Там, — я указал на край площадки, где скалы образовывали нечто вроде естественного навеса.

Мы подошли к указанному месту. Действительно, в скале виднелась глубокая расщелина, защищенная сверху каменным козырьком. И на одной из внутренних стенок расщелины — знакомый символ, выбитый в камне.

— Треугольник с точкой, — тихо сказала Диана. — Дядя был здесь.

Адриан уже разгребал камни в глубине расщелины. Через несколько минут его пальцы нащупали что-то металлическое.

— Есть!

Он извлек контейнер, похожий на те, что мы находили в Йемене и Египте. Я открыл его дрожащими руками.

Внутри, завернутый в водонепроницаемую ткань, лежал третий резонатор. Агат. Темно-серый камень с характерными полосами, обработанный с той же математической точностью, что и предыдущие два.

— Последний ключ, — тихо сказал Адриан.

Я поднял резонатор к свету. Агат переливался в солнечных лучах, и мне показалось, что в его глубинах движутся тени. Или это были отражения облаков, проплывавших высоко в небе?

— Знаете, что странно? — сказала Диана, глядя на алтари. — Мы нашли артефакт, созданный по древним чертежам, в месте, где две тысячи лет приносили жертвы богам. Но что мы принесли в жертву ради этой находки?

Кардинал медленно подошел к краю площадки и посмотрел вниз, на долину, где копошились туристы.

— Всю мою жизнь, — сказал он наконец, не поворачиваясь, — я думал, что служу Богу. А теперь понимаю — возможно, я служил лишь человеческому представлению о Нем. И не знаю, что страшнее — потерять веру или обнаружить, что верил не в то.

Я смотрел на резонатор в своих руках, чувствуя его прохладную тяжесть.

— Дядя Томас предупреждал в письме, что это знание изменит того, кто его ищет. Но я думал, что стану мудрее. А вместо этого просто понял, насколько мало знаю. Каждый ответ рождает десять новых вопросов, и пути назад уже нет.

Диана прикоснулась к древнему алтарю.

— В университете меня учили, что истина — это то, что можно доказать. А здесь я понимаю: самые важные истины недоказуемы. И что я потратила годы, изучая мертвые тексты, вместо того чтобы искать живую истину. Теперь не знаю, кто я — ученый или искательница приключений в поисках смысла.

Адриан кивнул с пониманием.

— Томас тоже говорил об этом. Что настоящее жертвоприношение — это не то, что ты кладешь на алтарь. А то, от чего отказываешься ради истины.

Мы стояли на древней священной горе, держа в руках ключ к тайне, которая могла изменить представления человечества о добре и зле. Но самое поразительное было не в этом.

Самое поразительное было в том, что каждый из нас уже изменился. Подъем на эту гору, поиск резонаторов, откровения о «стертых страницах» — все это сделало нас другими людьми. Мы уже не могли вернуться к тому, кем были неделю назад.

— А что если это и есть настоящий смысл поиска? — тихо спросила Диана. — Не найти артефакт, который изменит мир. А измениться самим в процессе поиска.

— Возможно, — согласился кардинал. — Возможно, истина — это не то, что мы находим в конце пути. А то, кем мы становимся, проходя этот путь.

Я аккуратно упаковал агатовый резонатор обратно в контейнер. Третий и последний ключ был у нас. Теперь предстояло вернуться в Дубай, объединить все три резонатора и понять, как они работают вместе.

А затем — финальный этап. Путешествие к тому месту, которое древние тексты называли «Сердцем Эдема». Там, в водах Персидского залива, нас ждало то, что дядя Томас искал тринадцать лет.

Клинок Бытия.

Но стоя на этой древней горе жертвоприношений, держа в руках плоды нашего поиска, я понимал: самое важное открытие мы уже сделали. Мы открыли, что готовы принести в жертву свои иллюзии ради истины.

И что истина, возможно, не в том, что мы найдем. А в том, что мы потеряли по дороге к ней.

Солнце стояло в зените, безжалостно палящее на каменную площадку. Пора было спускаться. Внизу нас ждал современный мир с его сомнениями и вопросами.

Спуск оказался не менее философичным, чем подъем. Каждый шаг вниз возвращал нас из разреженного воздуха истины в плотную атмосферу повседневности. Туристы внизу становились больше, их голоса — громче, мир — привычнее и проще.

— Странное ощущение, — сказал кардинал, осторожно спускаясь по крутой тропе. — Словно возвращаешься из другого измерения.

— Классическая дилемма мистиков всех времен, — ответила Диана. — Как жить обычной жизнью после того, как коснулся запредельного?

К полудню мы добрались до подножия горы. Махмуд ждал нас в тени, с прохладной водой и влажными полотенцами.

— Ну как, нашли то, что искали? — спросил он с улыбкой.

— Нашли, — ответил Адриан. — Но теперь понимаем, что искали не только это.

---

В отеле мы разошлись по номерам, договорившись встретиться за ужином. Каждому нужно было время переварить пережитое на вершине.

Я долго стоял под душем, смывая пыль древних камней, но ощущение прикосновения к чему-то большему не смывалось. В руках у меня был последний ключ к тайне дяди Томаса. Но ключ к чему?

За ужином мы мало говорили. Усталость, жара, и главное — необходимость осмыслить произошедшее делали нас молчаливыми.

— Завтра летим в Дубай, — наконец сказал Адриан. — Пора объединить все три резонатора и понять, как они работают вместе.

— А потом? — спросил кардинал.

— Потом финальный этап. То, к чему Томас готовился тринадцать лет.

Мы смотрели в окна на освещенные скалы Петры. Где-то там, высоко в горах, на древнем месте жертвоприношений, каждый из нас оставил частичку прежнего себя.

Но мы спускались уже другими людьми. Людьми, которые поднялись на священную гору и нашли там не только древний артефакт, но и понимание цены, которую нужно платить за истину.

И готовностью эту цену платить.